Однажды, дело было в 70-ых годах, нас отправили на всё лето к бабушке в деревню. Родители работали. Нам там весело было, купались, грибы собирали, загорали, придумывали всяческие игры. Вся компания от семи до пятнадцати лет, дружные были. И как-то раз пошли мы в поле за деревней играть. Там трава высокая, почти с наш рост. И вдруг гроза началась, так резко, что невесть откуда тучи налетели, сразу и гром загремел, и небо враз потемнело. Как будто ночь сделалась. Мы бросились бежать по домам. Только глядим – нет Вальки, ей годов семь было тогда, маленькая. А не видать ни зги, ливень колошматит, гром грохочет. Трава эта высокая нас хлещет… Жуть. И вдруг видим (это все видали, мы позже обсуждали, не померещилось), что Валька идёт в противоположную от деревни сторону, к лесу. И не одна идёт, а ведёт её за руку высокое худое существо. Знаете, позднее намного, когда появились эти фильмы про слендермена, и я впервые увидела его, то мне аж поплохело, это было точь в точь то существо из нашего детства. Тощий как палка, чёрный, руки и ноги непропорционально длинные. И Валька не плачет, не вырывается, идёт себе спокойно за ручку. Мы хоть и испугались, но поняли, что если мы сейчас что-то не сделаем, то будет поздно и Вальку мы больше не увидим. Мы бросились за ними вдогонку, а самим так страшно, что аж ревём в голос. А был среди нас батюшкин сын, Мишка, ему лет двенадцать было. Он и начал в голос кричать молитвы. Схватил какие-то два прута с земли, крестом сложил, и на это чудище пошёл. И вдруг тот Вальку отпустил и огромными прыжками, как кузнечик, в сторону леса запрыгал. В три-четыре прыжка уже скрылся в лесу. А мы Вальку за руки схватили и поволокли в деревню. Прибежали в крайний двор, там девчонка из нашей шайки жила, ревём. Взрослые вышли, мы им рассказываем про чёрного человека. Они нам не поверили. Домой всех завели, чаем напоили, как дождь кончился – по домам всех отправили. Валька же сама ничегошеньки не помнила про это. Говорит, мол, я с вами сразу побежала, едва дождь начался. Так и не вспомнила про это. А того чёрного мы больше не видели никогда, но в лес далеко ходить стали бояться. Только на опушке гуляли.
